Об опыте переживания трагедии на публике
Один пожар потушили — другой только разгорается. На телевидении каждый канал, формат и комментатор считает своим человеческим и профессиональным долгом отработать трагедию в Кемерове по максимуму, не хуже других. Полная отмобилизованность в службах информации, пропаганды и контрпропаганды. Подняты все, кто отвечает за «внутреннюю политику», за репутацию и имидж власти, в центре и на местах. Пожарная обстановка в ветвях власти — в правительстве, в надзорах и ведомствах, связанных с регулированием безопасности, в корпусе депутатов и сенаторов.
Публичным фигурам сейчас важно не упустить редкий шанс помочь людям столь нужными им в этот трудный момент словами, проникновенными и умными. Кажется, отметились все медийные лица, в том числе забытые. Уже не раз сказано все самое ценное, и вообще наговорено на много лет вперед, в том числе лишнего. Заочное всероссийское совещание буксует, но остановиться не может.
<hr/>
А ПОГОВОРИТЬ!
Которые сутки, днем и ночью тема на подъеме обсуждается всеми ток-шоу и аналитическими проектами ТВ. Это творческое соревнование уже оставляет впечатление лишнего ажиотажа. Близкие форматы разных каналов теснят друг друга в сетке вещания, повторяя себя и конкурентов. Ценные мысли ходят кругом, как «откровения по пятому разу». На пятый день разговоров дежурный политолог вдруг совершает открытие: «Главное не наказать виновных, а сделать так, чтобы подобное не повторилось!» — и аудитория по сигналу тренера взрывается аплодисментами. Чистый Альцгеймер с Павловым.
Есть проблемы с видеорядом. Из страшных кадров монтируют почти одинаковые гифки для задников, перед которыми все так же заученно красиво дефилируют и жестикулируют звезды нашей тележурналистики. Видеозаписей, которые изо дня в день пускают фоном к дискуссии, не так много, и их закольцованный показ уже вызывает глухую ненависть ко всей этой сценографии и режиссуре.
Монтаж таких передач приспособлен для обсуждения вопросов иного рода, а потому смешивает плохо совместимые жанры. Имитация вдумчивого, профессионального разговора на сложные и очень специальные темы то и дело перебивается — «как учили» — эмоциональными синхронами с места событий. Корреспондентские включения даются по формальному графику, а потому обрывают мысль, к которой разговор уже не возвращается. В самые неожиданные моменты вдруг вставляются чувствительные планы, настроенные прежде всего на сильное психологическое воздействие и сугубо эмоциональную реакцию. Нелепый микст демонстрации горя и симуляции анализа — будто людям специально мешают подумать и что-то понять.
<hr/>
ОПАСНЫЕ СВЯЗИ
Главная тонкость здесь в решении противоречивой задачи — подогреть эмоции, но и пригасить недовольство, канализировав его в правильное русло. Тут важно отыграть установочную роль, но так, чтобы это выглядело естественно — разбирательством непредвзятым, искренним, открытым и честным. Особое искусство — изобразить страстное желание вот прямо сейчас дойти до самой сути, но не заходя за флажки, вовремя останавливая себя и гостей студии. Это делается с разным профессионализмом, но сверхзадача, усилие и прием обычно видны.
Особенно неловко бывает с самодеятельностью, прежде всего с инициативной работой всех желающих «на президента», на его репутацию. Явный избыток готовых от всей души помочь национальному лидеру в этот сложный для него момент. Уже стали притчей во языцех неуклюжие обращения в его адрес — с благодарностью от губернатора Тулеева и сочувствием от сенатора Мизулиной. В президентской администрации от таких жестов лояльности должны были бы поперхнуться. Но главная беда в том, что все то же самое, пусть не в столь скандальных формах, разлито сейчас по всему центральному телевидению — в слишком заметном старании ведущих, политиков и аналитиков, а также специально обученных людей «с улицы». По отдельности кажется, что все здесь распределено в умеренных дозах, но в целом возникает сверхсуммативный эффект: отечественное телевидение и прочие «правильные» СМИ непроизвольно превращаются в симбиоз коллективного Тулеева с коллективной Мизулиной.
У Михаила Жванецкого когда-то нечто подобное называлось «большие трудности у киношников». Руководить большим и сложным целым в критических ситуациях у нас еще не вполне получается. Не очень достоверна игра звезд, оказавшихся перед необходимостью давать живую эмоцию в накаленной атмосфере. И это не только вопрос актерского мастерства. Люди привыкли работать на фактуре Украины, Сирии и условного Запада, а тут смерть своих, безвинных, в основном детей, в родной стране и в прямом эфире. Поэтому маска скорби то и дело выдает напряженную отработку задачи.
Заготовки не проходят даже у самых опытных и одаренных. Режиссер и депутат Владимир Бортко в ходе дискуссии на «Месте встречи» легко объясняет столь сильное возмущение людей: в ходе «войны» с внешним миром проведена «мощная спецоперация» с применением пранкера, вбросившего фейк про 300 погибших. Но тогда придется признать, что эту битву неожиданно вылезший из украинских кустов партизан вчистую выиграл на нашей территории у регулярной медиаармии России, оснащенной до зубов, вплоть до информационно-комических вооружений любой дальности и с непредсказуемой траекторией. Важный вывод накануне смены правительства.
Беда в том, что в этой войне самые тяжелые увечья наши бойцы наносят сами себе. По сценарию ток-шоу включается прямой синхрон с места событий, в котором корреспондент докладывает, что все в городе, от прохожих до таксистов, уверены: на самом деле погибших были сотни. А буквально в следующем включении местный начальник рапортует, что со слухами покончено и все в Кемерове теперь знают правду и верят кому надо. Как зрителю реагировать на эту шизофрению? Ведущим и редакторам даже не приходит в голову, что это проблема не столько доверия слухам, сколько недоверия к власти, на которое они сами только что так ярко сработали.
Кажется, что все это надолго, хотя такого рода перенасыщение может оказаться организованной прелюдией к противоположной установке. Уже в ближайшее время можно ожидать проявления команды на смену повестки и свертывание всей этой бурной активности. Перегруженное информацией и бесчисленными соображениями, уставшее от подогреваемых эмоций общество вздохнет с облегчением, что и требовалось. Считается, что, если пар спустить, клапан можно и зачеканить. Хотя опыт «Зимней вишни» говорит о том, что запирать выходы людям не стоит.
<hr/>
ИНТЕРЕСЫ БЮРОКРАТИИ В ЗЕРКАЛЕ ДИСКУССИИ
Этот разговор не случайно начат с телевидения, шире — с общих проблем работы с сознанием. Строго говоря, все, чем сейчас занимается исполнительная власть, это не функциональные разработки решения проблемы, а чистый пиар для общества, а главное — для начальства. Задач две: вывести себя из-под удара и отвоевать дополнительные полномочия и ресурсы.
В лидерах здесь, естественно, Госпожнадзор МЧС России. Важно создать впечатление, что если и есть тут вина, то только конкретных лиц-либо более общей системы, от пожарных не зависящей и ими же давно критикуемой. Главная мишень — надзорные каникулы для малого бизнеса.
Здесь есть противоречие: по установленным критериям к малому бизнесу отнесен и выведен из-под проверок объект повышенной опасности, судя по всему, второй категории рисков (сразу за атомными станциями и проч.). Вместе с тем проверка Госпожнадзора проходила в 2016 г. Проверяющие «не заметили» перестройки и перепрофилирования спортзала в кинотеатр. Служба постоянно ссылается на дефицит полномочий, однако ее беспомощность кажется сомнительной. Известно, что при необходимости, а тем более при желании (например, при наезде по заказу конкурента) надзор легко заходит на объект по сигналу о нарушении. Если же надзор видит незаконно перепрофилированный и опасно переделанный объект, то как он может годами смотреть на это сквозь пальцы, даже если объект формально относится к сколь угодно малому бизнесу? В дебатах представители надзора постоянно призывают граждан быть ответственными и сигнализировать обо всех нарушениях. Себя из этой гражданской функции они по странной логике исключают.
Это вопрос не эпизода, а общей иерархии ответственности. Тот факт, что крайне опасные объекты попали в льготную категорию малого бизнеса, придуманную прежде всего для контроля финансов и налогов, — это вопиющая, в данном случае трагическая ошибка. За нее отвечают не старушки в дверях, а те, кто эту ошибку совершил и годами не мог исправить. Хотя можно предположить, что, если бы эта норма действительно закрывала для надзора вход на объекты по своим надобностям, активность была бы иной. Другой предмет для серьезного расследования — денежный баланс затрат на договоренность с надзорами или на обеспечение реальной безопасности. Лояльный и ответственный бизнес подтверждает: коррупционные деньги вполне могут быть потрачены на реальное устранение недостатков, часто с экономией для проверяемых. И даже если дешевле откупиться, возможность спать спокойно тоже чего-то стоит. Это давно пора считать в целом по экономике и стране: насколько коррупция съедает ресурс реальной безопасности.
Сюда же примыкает проблема качества автоматизированных систем, их монтажа, обслуживания и эксплуатации. Их отключают в том числе из-за ложных срабатываний. В резервуары не заливают воду, чтобы после глюков не делать ремонт и не менять мебель с аппаратурой. Тоже жадность, но особого рода.
В этом плане надо воспринимать и правительственную идею создания единой системы электронного мониторинга включения и отключения автоматических систем. Утверждения, что это недорого, вряд ли вполне учитывают администрирование, обслуживание и содержание персонала. К тому же чем сложнее система, тем больше глюков. Если останутся запретительные проблемы, наш технический гений легко обойдет и этот мониторинг; деньги уйдут в никуда, если не считать дохода правильного подрядчика.
Есть два отношения к вопросу: порешать и решить. Это принципиально разные установки. Предлагаемые меры должны оцениваться с учетом, сколько всего в таком режиме понадобится средств, чтобы проблему все же решить хотя бы в первом приближении. И сколько понадобится лет, хорошо, если не световых. Пока предложения слишком локальны, а главное, ориентированы на мобилизацию всех, но не на исправление пороков системы. Кажется, это тупик.
И последняя тема — этика экспертов и власти. С самого начала наметилась склонность к банализации трагедии. В разгар события одна из официозных газет спокойно информировала о планах городской администрации: снести объект или перестроить.
Затем гибель людей начали активно списывать на призывы «не кошмарить бизнес», на то, что Госпожнадзор отсутствует при согласовании проектов. Все это уже было, когда в трагедии в аквапарке «Трансвааль» прямо обвиняли закон «О техническом регулировании», хотя объект был сдан задолго до начала реформы и все это знали. Тогда дело доходило до прямого административного мародерства.
Система вывернулась, и теперь страна пожинает плоды этого реванша. Хотя все понимают, что экспертиза пожарных требований есть и в согласованиях строителей, а дублировать контроль запрещают остатки реформы техрегулирования.
И наконец, политизация инцидента. Разговор о внешних провокациях не просто уводит от сути проблемы. Если всю Украину завтра вежливо присоединить к России, люди будут гибнуть в огне с не меньшей частотой и к заверениям власти не будет больше доверия. Скорее наоборот, «политика на крови» контрпродуктивна и рано или поздно всегда вызывает отторжение. Ситуативные решения в таких случаях неизбежно оборачиваются стратегическим проигрышем вдлинную.
